В 16-й главе "Размышлении о представительном правлении" Джона Стюарта Милля есть любопытный фрагмент об армии.
Из всех сословий общества военное есть именно то, в котором понятие о различии между соотечественником и иностранцем проявляется наисильнее и наирезче. Для других сословий иностранец есть только чужой человек, для солдата — это человек, с которым он, может быть, через неделю будет биться на жизнь и смерть. Для него разница между соотечественником и чужестранцем такая же, как между другом и врагом, я бы сказал, почти такая же, как между человеком и животным, в его глазах для врагов один закон — сила, и для него только одна причина щадить их, та же, которая заставляет его щадить иногда и животных — простая жалость. Если даже половина или три четверти подданных какой-либо страны будут чужестранцами в понятии армии, то она перебьет их так же безраскаянно и так же будет спокойна на счет причин, как если бы они были явными врагами. Армия, составленная из людей разных национальностей, не имеет другого патриотизма, кроме преданности знамени. Такие армии были палачами свободы в течение всей новой истории. Единственная связь, держащая солдат вместе в таких армиях — это их офицеры и правительство, которому они служат, и единственная их идея (если только у них есть какая-нибудь) о гражданских обязанностях заключается в повиновении приказаниям. Правительство, которое держит свои венгерские полки в Италии и итальянские в Венгрии, может долго править обеими странами как бы железным жезлом чуждого завоевателя.
Из всех сословий общества военное есть именно то, в котором понятие о различии между соотечественником и иностранцем проявляется наисильнее и наирезче. Для других сословий иностранец есть только чужой человек, для солдата — это человек, с которым он, может быть, через неделю будет биться на жизнь и смерть. Для него разница между соотечественником и чужестранцем такая же, как между другом и врагом, я бы сказал, почти такая же, как между человеком и животным, в его глазах для врагов один закон — сила, и для него только одна причина щадить их, та же, которая заставляет его щадить иногда и животных — простая жалость. Если даже половина или три четверти подданных какой-либо страны будут чужестранцами в понятии армии, то она перебьет их так же безраскаянно и так же будет спокойна на счет причин, как если бы они были явными врагами. Армия, составленная из людей разных национальностей, не имеет другого патриотизма, кроме преданности знамени. Такие армии были палачами свободы в течение всей новой истории. Единственная связь, держащая солдат вместе в таких армиях — это их офицеры и правительство, которому они служат, и единственная их идея (если только у них есть какая-нибудь) о гражданских обязанностях заключается в повиновении приказаниям. Правительство, которое держит свои венгерские полки в Италии и итальянские в Венгрии, может долго править обеими странами как бы железным жезлом чуждого завоевателя.