Берлинский конгресс завершился 14 июля 1878 года подписанием мирного договора, пересматривавшего условия Сан-Стефанского мира в ущерб России и балканских славян.
16 июля 1878-го, высадившись в Дувре, Дизраэли заявил: "Мы привезли мир, и, как мы верим, мы привезли почётный мир, и я надеюсь, что он поспособствует процветанию страны" ("мир для нашего времени" Невиля Чемберлена образца Мюнхен-1938 и был калькой с этой фразы Дизраэли).
Во второй половине дня поезд из Дувра прибыл на лондонский Черинг-Кросс. На пути в резиденцию на Даунинг-Стрит, 10 Дизраэли и Солсбери встречали восторженные толпы, их повозку забрасывали лепестками роз. У калитки резиденции премьера Дизраэли повторил свои слова про почётный мир – "Лорд Солсбери и я вернулись с миром, и миром, как я надеюсь, почётным, что удовлетворяет наш суверенитет и служит на благо страны".
Возвращение лорда Биконсфилда газеты сравнивали с императорским триумфом. Дочь лорда Солсбери, леди Гвендалин Сэсил позднее писала, что такую встречу своему лидеру организовала "партийная машина" тори.
Либеральная пресса встретила Берлинский трактат недовольно. "Рейнольдс Ньюспапир" констатировал 21 июля, что Восточный вопрос превратился в "Англо-русский вопрос" с торгом двух сторон за разные территории Турции.
Договор нельзя было уже изменить, но лорд Хартингтон всё же внёс 29 июля резолюцию с осуждением "антидемократических действий" правительства в ходе Берлинского конгресса: "Я верю, что Берлинский договор не является окончательным решением… Будущее обитателей оставшихся турецких провинций определят внутренние и естественными причинами, которые неизбежно разрушат искусственно навязанные ограничения".
С точки зрения оппозиции договор не разрешил Восточного вопроса, ибо не принял во внимание право христиан Порты на самоопределение.
Представители правительства признавали, что восстания славян были естественным проявлением национального и религиозного духа, стремящегося к самоопределению, но тем более нельзя было позволить "циничному чужаку [прозрачный намёк на Россию] использовать чувства местных как предлог для захвата".
Единственный путь для истинного самоопределения – "постепенное развитие христианских рас в Порте", и Берлинский договор создаёт необходимые для этого условия: "временное решение было достигнуто, которое предоставит эти области работе естественных хода событий, а не заменит военное доминирование Турции военным доминированием России".
Оппозиция особенно упирала на закулисный характер сделки.
Республиканец Чарлз Дилк заявлял, что "прошли времена, когда правительства могли подписывать договоры, которые вовлекали свободных людей в кровавые войны, без предварительной санкции парламента".
Либералы предупреждал консерваторов об опасности наметившихся тенденций. Тот же Дилк сказал: "Центр тяжести Британской империи смещается на восток не только в географическом смысле, и в итоге на месте Англии мы можем увидеть индийское княжество".
Гладстон выступил 30 июля, обрушился на Дизраэли и Солсбери, которые действовали вопреки "английским традициям", а также "встали на сторону тирании", заглушив призыв к свободе. Он язвительно заметил, что британские делегаты вели себя в Берлине "вполне в духе средиземноморских стран" (на это сравнение, к слову, очень обиделись французы (которых ранее Дизраэли обидел с Кипром) и лично премьер-министр Гамбетта). А также отметил, что в последние годы британское правительство "постоянно оказывается не на стороне свободы".
2 августа резолюция провалилась – за проголосовало 195 депутатов при 338 против.
После провала резолюции Хартингтона публика окончательно утрачивает интерес к Восточному вопросу.
Двухлетнее ожидание переигровки Крымской войны закончилось Берлинским конгрессом. И его решения были восприняты обществом с облегчением - европейской войны удалось избежать, болгары получили свободу, а Кипр – вполне разумная плата за все труды по сохранению Османской империи.
Последние залпы кампании прозвучали на страницах "Таймс".
26 сентября газета опубликовала письмо Гладстона австралийским однопартийцам, где он призывал их не представлять себе отношение в метрополии к Восточному вопросу по публикациям "лондонских газет", которые "не представляют мнение людей страны". Доказательством он считал уверенные победы либералов на досрочных выборах.
На другой день "Таймс" ответила Гладстону большой редакторской статьёй, обращённой к жителям колоний, где в его духе замечала, что мистеру Гладстону не стоит выдавать за мнение британской публики позицию "пары-тройки провинциальных газет и одной фракции либеральной партии", подкрепляя свои слова результатом выборов в ряде мест, одни из которых либералы выиграли "союзом с гомрулерами", а другие благодаря "ещё не описанной силе пива".
История закончилась.
Но прежде чем подвести итоги, расскажу ещё об одной стороне отношения публики к Восточному вопросу – а именно евреях вообще и Ротшильдах в частности.
16 июля 1878-го, высадившись в Дувре, Дизраэли заявил: "Мы привезли мир, и, как мы верим, мы привезли почётный мир, и я надеюсь, что он поспособствует процветанию страны" ("мир для нашего времени" Невиля Чемберлена образца Мюнхен-1938 и был калькой с этой фразы Дизраэли).
Во второй половине дня поезд из Дувра прибыл на лондонский Черинг-Кросс. На пути в резиденцию на Даунинг-Стрит, 10 Дизраэли и Солсбери встречали восторженные толпы, их повозку забрасывали лепестками роз. У калитки резиденции премьера Дизраэли повторил свои слова про почётный мир – "Лорд Солсбери и я вернулись с миром, и миром, как я надеюсь, почётным, что удовлетворяет наш суверенитет и служит на благо страны".
Возвращение лорда Биконсфилда газеты сравнивали с императорским триумфом. Дочь лорда Солсбери, леди Гвендалин Сэсил позднее писала, что такую встречу своему лидеру организовала "партийная машина" тори.
Либеральная пресса встретила Берлинский трактат недовольно. "Рейнольдс Ньюспапир" констатировал 21 июля, что Восточный вопрос превратился в "Англо-русский вопрос" с торгом двух сторон за разные территории Турции.
Договор нельзя было уже изменить, но лорд Хартингтон всё же внёс 29 июля резолюцию с осуждением "антидемократических действий" правительства в ходе Берлинского конгресса: "Я верю, что Берлинский договор не является окончательным решением… Будущее обитателей оставшихся турецких провинций определят внутренние и естественными причинами, которые неизбежно разрушат искусственно навязанные ограничения".
С точки зрения оппозиции договор не разрешил Восточного вопроса, ибо не принял во внимание право христиан Порты на самоопределение.
Представители правительства признавали, что восстания славян были естественным проявлением национального и религиозного духа, стремящегося к самоопределению, но тем более нельзя было позволить "циничному чужаку [прозрачный намёк на Россию] использовать чувства местных как предлог для захвата".
Единственный путь для истинного самоопределения – "постепенное развитие христианских рас в Порте", и Берлинский договор создаёт необходимые для этого условия: "временное решение было достигнуто, которое предоставит эти области работе естественных хода событий, а не заменит военное доминирование Турции военным доминированием России".
Оппозиция особенно упирала на закулисный характер сделки.
Республиканец Чарлз Дилк заявлял, что "прошли времена, когда правительства могли подписывать договоры, которые вовлекали свободных людей в кровавые войны, без предварительной санкции парламента".
Либералы предупреждал консерваторов об опасности наметившихся тенденций. Тот же Дилк сказал: "Центр тяжести Британской империи смещается на восток не только в географическом смысле, и в итоге на месте Англии мы можем увидеть индийское княжество".
Гладстон выступил 30 июля, обрушился на Дизраэли и Солсбери, которые действовали вопреки "английским традициям", а также "встали на сторону тирании", заглушив призыв к свободе. Он язвительно заметил, что британские делегаты вели себя в Берлине "вполне в духе средиземноморских стран" (на это сравнение, к слову, очень обиделись французы (которых ранее Дизраэли обидел с Кипром) и лично премьер-министр Гамбетта). А также отметил, что в последние годы британское правительство "постоянно оказывается не на стороне свободы".
2 августа резолюция провалилась – за проголосовало 195 депутатов при 338 против.
После провала резолюции Хартингтона публика окончательно утрачивает интерес к Восточному вопросу.
Двухлетнее ожидание переигровки Крымской войны закончилось Берлинским конгрессом. И его решения были восприняты обществом с облегчением - европейской войны удалось избежать, болгары получили свободу, а Кипр – вполне разумная плата за все труды по сохранению Османской империи.
Последние залпы кампании прозвучали на страницах "Таймс".
26 сентября газета опубликовала письмо Гладстона австралийским однопартийцам, где он призывал их не представлять себе отношение в метрополии к Восточному вопросу по публикациям "лондонских газет", которые "не представляют мнение людей страны". Доказательством он считал уверенные победы либералов на досрочных выборах.
На другой день "Таймс" ответила Гладстону большой редакторской статьёй, обращённой к жителям колоний, где в его духе замечала, что мистеру Гладстону не стоит выдавать за мнение британской публики позицию "пары-тройки провинциальных газет и одной фракции либеральной партии", подкрепляя свои слова результатом выборов в ряде мест, одни из которых либералы выиграли "союзом с гомрулерами", а другие благодаря "ещё не описанной силе пива".
История закончилась.
Но прежде чем подвести итоги, расскажу ещё об одной стороне отношения публики к Восточному вопросу – а именно евреях вообще и Ротшильдах в частности.