Как-то вечером перелистывал Глеба Успенского и наткнулся на фрагмент из рассказа 1885 года "Простое слово" о влияние СМИ на сознание человека:
…Ну вот у меня в руках, на бумаге напечатан, не крестьянский, "по солнушку" живущий, а простой "газетный" день, и читая его, не можешь уловить, что именно связывает первую строчку газетного листа с последней? Афганистан, слух о санитарной комиссии, что, мол, будет заседать седьмого числа, что Сара Бернар продаёт свои юбки, осыпанные бриллиантами, что мещанин Каблуков, придя в трактир, потребовал рюмку водки и нож и, выпив водку, распорол ножом себе горло, объяснив потом в участке, что сделал это с тоски, "так как три месяца жил без прописки паспорта", за мещанином Каблуковым следует обширная кисейная, газовая статья о балете, за балетом плетётся унылая-приунылая повесть о неурожае в западном угле Пирятинского уезда; далее ещё более плачевное повествование о "кузьке", а за "кузькой" вдруг, как снег на голову, появляется блестящий посланник княжества Монако, и имея по правую руку "кузьку", а полевую "Ищут (на первой странице) под вторую закладную", а на третьей – после сообщения о короле Альфонсе, который уехал в Сан-Себастьян, - "Ищут собаку", "Доктор принимает больных", "Акушерка с постоянными кроватями" и далее толпа "Ищу!", "Ищу!", "Ищу!", "Студент"…, "Дом"…, "Сбежал" и, наконец, сам "редактор-издатель".
Спрашивается, где же во всём этом газетном дне то главное, что дало бы мне возможность объяснить частности, причину их и порядок их следования в течении газетного дня? В деревне я могу понять, почему, например, вот эта баба теперь, в семь часов пятнадцать минут вечера, поднимается из-под горы с вёдрами на плечах, - надо поить скотину, такое время. Но в газетном дне я не знаю, почему мне нужно знать, о чём будет 7-го числа рассуждать комиссия, и почему об этом меня необходимо известить при помощи прессы. Однако это совершенно непонятное и не имеющее смысла известие вторгается в мою голову без всяких резонов, вторгается в ту минуту, когда я всё понимал, что видел перед собой, и заставляет меня без всякой надобности прервать правильное течение мысли…
А как проглотишь хороший газетный лист, да, храни Бог, добрый редактор после двух дней праздника, желая вознаградить за два утраченных листа газеты, пришлёт "нумерок" с подписью "в этом № восемь страниц", так ночью уже непременно кричишь, а отчего кричал, что такое приснилось, ни вспомнить, ни рассказать, ни понять – ничего невозможно. Вот что иной раз творит с нашим братом, деревенским читателем, газета политическая, общественная, литературная и экономическая, особливо когда "в этом № восемь страниц"…
…Ну вот у меня в руках, на бумаге напечатан, не крестьянский, "по солнушку" живущий, а простой "газетный" день, и читая его, не можешь уловить, что именно связывает первую строчку газетного листа с последней? Афганистан, слух о санитарной комиссии, что, мол, будет заседать седьмого числа, что Сара Бернар продаёт свои юбки, осыпанные бриллиантами, что мещанин Каблуков, придя в трактир, потребовал рюмку водки и нож и, выпив водку, распорол ножом себе горло, объяснив потом в участке, что сделал это с тоски, "так как три месяца жил без прописки паспорта", за мещанином Каблуковым следует обширная кисейная, газовая статья о балете, за балетом плетётся унылая-приунылая повесть о неурожае в западном угле Пирятинского уезда; далее ещё более плачевное повествование о "кузьке", а за "кузькой" вдруг, как снег на голову, появляется блестящий посланник княжества Монако, и имея по правую руку "кузьку", а полевую "Ищут (на первой странице) под вторую закладную", а на третьей – после сообщения о короле Альфонсе, который уехал в Сан-Себастьян, - "Ищут собаку", "Доктор принимает больных", "Акушерка с постоянными кроватями" и далее толпа "Ищу!", "Ищу!", "Ищу!", "Студент"…, "Дом"…, "Сбежал" и, наконец, сам "редактор-издатель".
Спрашивается, где же во всём этом газетном дне то главное, что дало бы мне возможность объяснить частности, причину их и порядок их следования в течении газетного дня? В деревне я могу понять, почему, например, вот эта баба теперь, в семь часов пятнадцать минут вечера, поднимается из-под горы с вёдрами на плечах, - надо поить скотину, такое время. Но в газетном дне я не знаю, почему мне нужно знать, о чём будет 7-го числа рассуждать комиссия, и почему об этом меня необходимо известить при помощи прессы. Однако это совершенно непонятное и не имеющее смысла известие вторгается в мою голову без всяких резонов, вторгается в ту минуту, когда я всё понимал, что видел перед собой, и заставляет меня без всякой надобности прервать правильное течение мысли…
А как проглотишь хороший газетный лист, да, храни Бог, добрый редактор после двух дней праздника, желая вознаградить за два утраченных листа газеты, пришлёт "нумерок" с подписью "в этом № восемь страниц", так ночью уже непременно кричишь, а отчего кричал, что такое приснилось, ни вспомнить, ни рассказать, ни понять – ничего невозможно. Вот что иной раз творит с нашим братом, деревенским читателем, газета политическая, общественная, литературная и экономическая, особливо когда "в этом № восемь страниц"…